Дива и жрица в компании с гламроками подошли к зеркалу. Или точнее сказать, к невидимой стене, отделяющей явную реальность от мнимой. Единственное, чем стена выдавала свое присутствие, это резкий переход от каменистой пустоши к травянистому покрову. С той стороны, как и прежде, крутилась стандартная заставка. Морские волны, набегающие на песчаный берег, и пальмы, качающие листьями на ветру. Зато здесь, со стороны метареальности, теперь тоже сияло солнце, «сотворенное» Матильдой. Так что на том небе и на этом располагались симметрично два солнца.
Гламроки, узрев открывшуюся перед ними картину, пришли в состояние крайнего возбуждения.
– Большая много! – удивленно закричали они, – Большая много!
Морской пейзаж, казалось, им виделся впервые.
– Да, большая вода, – обратилась к ним Матильда, – Много воды. Это море. А вы что, первый раз видите? Вы же говорили, что бывали здесь.
– Бывали, бывали! – ответили те, – Не было, не было!
– А что же здесь было?
– Стена! Край мира! Стена в небо!
Больше интересного - на нашем Telegram-канале
– Странно, – сказала Матильда.
– Да, странно-странно, – сказала Итфат, – Похоже, они здесь видели стену во все стороны и во все небо.
– Она и сейчас во всю ширь, но сейчас прозрачная, – Матильда приблизилась к зеркалу и потрогала незримую поверхность.
– Нет, стены нету! – убежденно говорили гламроки, – Мы пойдем туда!
– Стойте, погодите, – крикнула им Матильда, – Поглядитесь в зеркало! Вы себя видите?
– Тили, смотри, они не отражаются! – воскликнула Итфат.
Действительно, отражения дивы и жрицы хоть и виднелись как в тумане, но все же виднелись, в то время как у гламроков отражений совсем не было.
– Может, здешние персонажи и не должны отражаться? – предположила Матильда.
– Может и так, – сказала Итфат, – Если они чистые прототипы, у них нет реализаций с той стороны, в реальности.
Гламроки уже были все в нетерпении поскорее двинуться к морю. От прежнего «абу» по поводу «края мира» и следа не осталось.
– Мы хотим туда! – сказали они, – Мы пойдем туда!
– Все хотят к морю, – сказала Матильда, – Но вы не пройдете, глупые!
– Да пусть попробуют, – предложила Итфат.
Но дикари уже и не слушали своих ман. Влекомые дивным пейзажем, они всей гурьбой устремились в его сторону, будто стены не существовало. Дива и жрица, открыв рты, приготовились к тому что вот, сейчас олухи натолкнутся на стену и расшибут себе лбы. Однако произошло нечто непредвиденное.
Гламроки один за другим утопали в стене, исчезая бесследно и с той стороны не показываясь. Но тут же, через мгновенье, они вдруг начали выходить обратно передом, словно отражения из зеркала. Вот только облик выходивших был уже совсем другой. То были мужчины и женщины, облаченные в костюмы эпохи Возрождения. Женщины в роскошных платьях с широкими юбками, мужчины в трико и шелковых камзолах. На головах парики, у женщин высокие и светлые, у мужчин темные, завитые в кудри. Лица были скрыты позолоченными масками с эмалевой росписью. Все так, как в том театральном представлении, которое подруги уже видали в зеркале реальности. Только теперь представление переместилось по эту сторону, и дива со жрицей оказались в центре действа.
Сейчас же откуда-то зазвучала клавесинная музыка, дневной свет сменился приглушенным освещением, а каменистая земля превратилась в деревянную сцену. Пары выстроились в шеренги друг против друга и принялись танцевать менуэт. Мужчины отвешивали грациозные поклоны, женщины приседали в изящных реверансах, с распущенными веерами в руках. Пары то расходились, то сходились вместе и, сложившись ладонями, неторопливо кружились. Все было как в театре Матильды, с тем лишь отличием, что наряды были классические и пристойные, а режиссер со съемочной командой и дивой-дублершей отсутствовали. Между тем картина в зеркале оставалась неизменной: море все так же гнало флегматичные волны.
Дива и жрица наблюдали за происходящим молча, в изумлении переглядываясь. Наконец, Итфат шепотом спросила:
– Тили, это опять твои фокусы? Твое сновидение?
– Фати, я тут вообще не причем, – прошептала в ответ Матильда, – Оно само собою творится.
– Тогда я ничего не понимаю.
– Я тоже.
В какой-то момент темп музыки начал ускоряться, а танцующие выстраиваться в хоровод, двигаясь быстрее и быстрее. Их фигуры постепенно растаяли-растворились в воздухе, словно размешанные в гигантской чашке, и все завертелось-закрутилось в вихре с нарастающим гулом... И внезапно остановилось-стихло, обратившись в клубы зеленоватого тумана. Дива и жрица внутри всех этих метаморфоз оставались неподвижными и нетронутыми наблюдателями.
Вскоре туман рассеивается, обнажая новую картину и новое действо. В пещере, едва освещенной пламенем костра, сидят полудикие люди в шкурах, что-то едят. Поели, занялись нехитрыми делами, кто-то шитьем из шкур, кто-то изготовлением орудий. Один рисует на стене животных с рогами. Изображения вдруг оживают, начинают шевелиться, бегут. Свод и стены пещеры разворачиваются в открытый ландшафт.
Кругом от края и до края степь, пасется дикое стадо, в траве неподалеку затаились люди с копьями. Внезапно охотники вскакивают, бросают копья, стадо срывается в галоп, несколько раненых животных отстают, падают, их добивают, снимают шкуры, разделывают, несут. Приносят в пещеру, жарят на костре мясо, едят, занимаются своим хозяйством, художник на стене рисует сцену охоты. Изображение снова оживает, а пещера разворачивается в степь.
Теперь пасется домашнее стадо овец, пастухи в грубых шерстяных одеждах ходят вокруг, подгоняют стадо. Тут же стоят примитивные жилища, сложенные из шестов и шкур, внутри сидят женщины с детьми, что-то мастерят, готовят. Шаман отплясывает вокруг костра, бьет в бубен. Старик на отрезке кожи углем рисует какие-то знаки. Знаки оживают, двигаются, кусок кожи разворачивается в широкое поле.
Теперь пасется домашнее стадо овец, пастухи в грубых шерстяных одеждах ходят вокруг, подгоняют стадо. Тут же стоят примитивные жилища, сложенные из шестов и шкур, внутри сидят женщины с детьми, что-то мастерят, готовят. Шаман отплясывает вокруг костра, бьет в бубен. Старик на отрезке кожи углем рисует какие-то знаки. Знаки оживают, двигаются, кусок кожи разворачивается в широкое поле.
На поле работают люди в льняных одеждах, жнут серпами пшеницу и собирают в снопы. Складывают в повозки, запряженные волами, везут на водяную мельницу, пекут хлеб. Пространство перемещается, меняется, появляется античный храм с колоннами, мраморные статуи, рабы несут амфоры, грузят на корабли, стоящие в гавани. Философ сидит и чертит на песке геометрические фигуры. Фигуры поднимаются, расширяются, вырастают в средневековый город.
Узкие улочки, каменные стены, черепичные крыши. Гончар сидит за гончарным кругом, лепит глиняный сосуд. Кузнец работает с молотом и наковальней. На рыночной площади идет торговля. Группа рыцарей, залатанных в доспехи, на лошадях, с копьями и флагами, направляется в замок. Ворота поднимаются, внутри двор, дамы в богатых платьях садятся в карету. В келье замка алхимик с пробирками и колбами, что-то записывает в книгу. Страницы книги шелестят, вздымаются, открывают новую картину реальности.
Рабочий стоит за ткацким станком. В большом цеху много станков, все шумят. Над зданиями мануфактур возвышаются трубы, из них валит дым. Паровоз мчится по рельсам, за ним вагоны, прибывает на вокзал, из вагонов выходят леди и джентльмены. Грузчики в порту, поднимаясь по трапу, несут мешки и ящики. В доках строятся корабли. Пароход дымит, выходит из гавани. Ученый стоит возле доски, пишет мелом. Доска испещрена заумными формулами. Записи становятся все сложнее, изгибаются, вылетают, пространство закручивается, переходит в звездный космос, а потом обратно на Землю.
Рабочий стоит за ткацким станком. В большом цеху много станков, все шумят. Над зданиями мануфактур возвышаются трубы, из них валит дым. Паровоз мчится по рельсам, за ним вагоны, прибывает на вокзал, из вагонов выходят леди и джентльмены. Грузчики в порту, поднимаясь по трапу, несут мешки и ящики. В доках строятся корабли. Пароход дымит, выходит из гавани. Ученый стоит возле доски, пишет мелом. Доска испещрена заумными формулами. Записи становятся все сложнее, изгибаются, вылетают, пространство закручивается, переходит в звездный космос, а потом обратно на Землю.
Мегаполис горит огнями высоток, дороги запружены непрерывным потоком автомобилей, прохожие идут по улицам, уткнувшись в светящиеся экранчики. В квартирах и офисах люди тоже сидят перед экранами. В цехах заводов идет конвейерная сборка, рабочие в белых халатах у пультов управления, повсюду мигают лампочки и двигаются механизмы. Ученый, сидя за монитором компьютера, манипулирует сложными схемами и объемными проекциями. Проекции выходят наружу и охватывают все пространство.
Мегаполис превращается в скопление громадных черных кубов и цилиндров, соединенных туннельными переходами. В цилиндрах концентрическими кругами подвешены капсулы с человеческими эмбрионами. Кубы наполнены одинаковыми ячейками-сотами, в которых сидят взрослые особи, по-прежнему не отрываясь от экранов, все в однотонных комбинезонах цвета металлик. Лампочек, машин и механизмов больше нет, кругом только светящиеся панели и мониторы. Лишь изредка кто-то встает, касается панели, оттуда выдвигается плоский сегмент с чашкой, человек быстро выпивает ее содержимое и снова садится за экран. Повсюду царит тишина, слышен только тихий электрический зуммер.
Внезапно зуммер стихает, и свет везде гаснет. Люди в панике метаются от панели к панели, они не знают, как все это работает и как все запустить. В полной прострации, они выходят на улицу и бредут куда глаза глядят, даже не общаясь друг с другом. Постепенно улицы пустеют, стекла на кубах и цилиндрах трескаются, осыпаются, сооружения приходят в ветхость, рушатся, их заносит песком, потом все зарастает травой и деревьями. В пещере у костра опять сидят полудикие люди. И снова доисторический художник стоит у стены и рисует сцену охоты.
...
Дива и жрица очнулись на площади возле мегалита. Гламроки толпились тут же, в недоумении оглядывая друг друга и озираясь по сторонам. Их облик вернулся к прежнему, это были все те же манекены с восковыми лицами и в серых балахонах.
– Фати! – воскликнула Матильда, – Что это было? Я в шоке!
– Судя по всему, нам показали историю цивилизации, – усмехнулась Итфат.
– Нашей?!
– Не знаю какой. Может и вашей. На вас похоже?
– Еще как! Лаха! И это то, что нас ждет?
– Неизвестно. Будущее не статично, вариантов бесконечное множество.
– Как это, не статично?
– Да так. Будущего вообще нет. Оно меняется, в каждый момент, с каждым кадром реальности, в зависимости от того, что в данный момент происходит. Точнее, меняется возможная версия будущего. Если оно всякий раз меняется, разве можно сказать, что оно есть?
– А что же нам тогда показали? – спросила Матильда.
– Либо вероятный исход, либо то, что случилось с одной из цивилизаций, – ответила Итфат, – Их на Земле много было. И наверно еще много будет.
– Ой, Фати, но это очень на нас похоже! Прямо очень-приочень! И я боюсь!
– Тили, ты верно забыла, где находишься. Надо сначала вернуться туда, чтобы бояться.
– А на вашу цивилизацию не похоже?
– Нет, мы не изобретаем механизмы и экранчики. У нас иной путь.
– Да, я это поняла. И я хочу к вам. А к себе вернуться теперь боюсь. Вообще-то я думала, что нас может уничтожить война, но оказывается, есть вещи и пострашнее.
– Ну Тили, еще не факт, что у вас все произойдет как было показано. Реального будущего никто не знает.
– Даже зеркало?
– Даже-даже! Да и потом, повторяю, это могли быть картины какого-то прошлого, что происходило когда-то.
– Ох, Фати, мы ведь даже не знаем, откуда мы сами. Ты из будущего, а я из прошлого, или наоборот? Или погоди, если будущего, как ты говоришь, нет, тогда ты из прошлого? Или я? Что-то я совсем запуталась.
– Тили, не ломай себе голову. Ни будущего, ни прошлого по факту нет. Есть только настоящее, текущий кадр. Мы с тобой сюда попали с разных кинолент, которые пересеклись в текущем кадре. Тебе кажется, что в прошлом было то-то и то-то, потому что твоя память привязана к твоей киноленте. Точно так же кажется и мне. Но вообще наши киноленты, то есть, наше прошедшее, и варианты грядущего, существуют одновременно и равновероятно.
– Ты хочешь сказать, что для прошлого тоже существует бесконечное множество вариантов?
– Конечно. Если будущее многовариантно, тогда прошлое и подавно.
– Как это и подавно?
– Потому что будущее вытекает из прошлого. Веер грядущего идет из веера прошедшего.
– Но если я помню, что происходило то-то и то-то, ведь это действительно было? Вот мы с тобой здесь встретились, разве этого не было? Разве то, что прошло, не происходило по факту?
– И да, и нет, – вздохнула Итфат.
– Фати! – воскликнула Матильда в нетерпении, – Объяснить можешь?
– Не-мо-гу! Могу лишь констатировать, что прошлое и будущее виртуальны. Реально происходит только настоящее, сейчас.
– Но вот оно произошло, и ушло в прошлое. Ведь оно происходило? Значит реально было!
– И да, и нет.
– Фати! Ты меня с ума сведешь! Я уже и сама с ума схожу!
– Тили-Тили, успокойся. Если ты чего-то не понимаешь, это еще не повод сходить с ума. Я тоже не могу постичь, что такое прошлое, настоящее и будущее. На самом деле, никто не может. Главный вопрос в том, что такое текущий кадр. Что есть настоящее, которое происходит? Чем является? Что это вообще такое?
– Никогда не задумывалась. Оно просто есть, и все. Я реально вижу и ощущаю, значит оно есть. И значит было.
– Во сне ты тоже все реально видишь и ощущаешь. А теперь ответь: то, что случилось в сновидении, реально случилось?
Матильда замерла с открытым ртом.
– Но погоди. Из сновидения я никогда не приносила никаких материальных доказательств случившегося! В реальности, если я разбила чашку, она и лежит разбитая!
– Ну-ну, Тили! И где сейчас материальные доказательства твоего реально случившегося прошлого?
Матильда опять раскрыла рот в замешательстве.
– Фати, не сбивай меня с толку. Вот хотя бы мой бантик, моя одежда, и я сама!
– В сновидении ты тоже присутствуешь, и сознанием, и в одежде, и даже тело свое ощущаешь. Так сновидение, реально было, или не было?
– И да, и нет...
– Вот то-то же! То-то же, Тили!
– Но я все равно ничего не понимаю. Ты меня совсем запутала. Не понимаю, почему о прошлом можно сказать, что оно было, и в то же время не было.
– Потому что все твои воспоминания о прошлом зиждятся на привязке твоей памяти к твоей киноленте. То же самое касается и всех остальных людей как персонажей данной киноленты. А все свидетельства произошедшего материализуются в текущем кадре, поскольку виртуально они на киноленте и в прошлом присутствовали, но были ли они реально материализованы раньше, не факт, поскольку таких лент, бесконечный веер.
– Но Фати, я же помню не бесконечность вариантов прошлого, а только один!
– Ты помнишь, или точнее, тебе кажется, что ты помнишь, только один вариант прошлого, потому что текущий кадр может находиться в один момент только на одной киноленте. Вот с нее ты и помнишь прошлое. И даже материальные свидетельства о произошедшем присутствуют именно такие, что все сходится.
– А вот и не всегда сходится, Фати! – воскликнула Матильда, – Я когда-то читала, у нас случались аномальные такие явления, люди из прошлого появлялись ни с того ни с сего, и из будущего тоже, и они не понимали, как здесь оказались, и при них были вещи из их времени, это было даже документально зафиксировано, но никто все равно не верил, и ничем не могли помочь этим людям, и как-то их истории сходили на нет.
– И эти люди помнили свое прошлое так, будто оно происходило реально, хотя на вашей киноленте этого не было?
– Да!
– Вот видишь! Ленты иногда перепутываются и пересекаются. Так и наши пересеклись.
– Слава-то богу, Фати, что мы встретились, а не потерялись здесь поодиночке! Ты права, мы не только не можем сказать о прошлом ни да ни нет, но даже не можем быть уверены, что сейчас реально, а что виртуально.
– Да, – сказала Итфат, – Все опять сводится к вопросу о том, в чем разница между реальностью и сновидением.
– И когда найдем ответ, то выберемся отсюда?
– Не знаю, может и раньше. Но вот, смотри, гламроки к нам направляются. Кажется, они о чем-то спросить хотят.
0 коммент.:
Отправить комментарий