ЧТО, ЕСЛИ МЫ БУДЕМ СЛУШАТЬ И ОТКРОЕМ СВОЮ ДУШУ ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ КРИЧАТЬ И ОСУЖДАТЬ?

«Если вы можете смеяться с кем-то и касаться кого-то, становится гораздо сложнее дегуманизировать его. Я думаю, что большая часть того, чем нас постоянно пичкают социальные сети, приводит к созданию “другого” и дегуманизации “другого”, и в этом состоит главное противостояние». – Джехен Нужейм 

Людей действительно трудно ненавидеть, когда они находятся близко. 

В сегодняшнем резком политическом климате целые группы людей настроены друг против друга на основе различной политической, идеологической, классовой, географической и расовой принадлежности. И всё же: проведите день с «другим», и станет трудно сопротивляться гравитационным силам нашей общей человечности, которые заставляют эти стены рухнуть. 

В штате Нью-Йорк, как и во многих других, существует замечательная традиция проведения гражданских выборов. Каждый участок укомплектован четырьмя выборными инспекторами – два демократа и два республиканца. 

С 5:30 до 21:00 – кроме двух тридцатиминутных перерывов, на которые каждый инспектор имеет право – эти четыре человека проводят каждую секунду вместе, отвечая за большое количество задач, от заполнения избирательных бюллетеней до записи регистрационных номеров и проставления приблизительно дюжины печатей на различных документах и элементах оборудования. 

Как только участки закрываются, зарегистрированные результаты голосования надёжно упаковывают, и обычно в 21:30 все идут домой. Это долгий день. 

В течение этих шестнадцати часов работы все инспекторы зарабатывают $225 (или приблизительно $14 в час) – неплохо, но значительно ниже потенциала большинства инспекторов. Многие инспекторы – «старики», которые занимаются этим три или четыре раза в год (в дополнение к большим ноябрьским выборам, есть предварительные выборы и другие местные референдумы) на протяжении многих лет. 

В прошлом году во время очередной смены работы я решил впервые за все годы проживания в США стать выборным инспектором. 

Далёкий от всё более и более резких политических разногласий Америки, я немного опасался того, что можно ожидать или как всё это будет работать. В конце концов, Америка, из которой я уехал после окончания колледжа, была той страной, в которой люди всех сегментов нашего политического спектра – который по сравнению с другими странами является удивительно узким – не могла вступать в дискуссию, не вешая клеймо расистов, белых, фашистов или предателей. 

Когда-то давно, в былые времена, меньше двадцати лет назад, политический разговор был иногда приятен и не всегда так невыносим. 

Как и на всех других, на моём избирательном участке было ещё три инспектора. Один из них оказался отцом девочки, с которой я рос со школьной скамьи, но не виделся почти двадцать лет. 

Другой был администратором школы на пенсии, ирландцем, который вырос в Бронксе и медленно мигрировал приблизительно на 15 километров севернее в округ Вестчестер всю свою жизнь. 

Наконец, была афроамериканская леди, которая родилась, выросла и всё ещё жила в Маунт-Верноне, соседнем городе, известном когда-то как дом Малкольма Икса. 

Через несколько часов, когда члены команды распределили ответственность и каждый занял свой перерыв, все уже познакомились друг с другом. 

С одним инспектором, дочь которого я знал, повторное знакомство было забавным, и ничто, казалось, не изменилось, кроме того, что мы стали старше. 

Ирландец разделял мою любовь и знание местных водных путей (я матрос, он водитель). Он был республиканцем, который голосовал против Трампа; больше по душе ему были Джон Маккейн или Нельсон Рокфеллер, и он чувствовал, что Трамп был ужасен в своих политических начинаниях. 

Афроамериканская леди была демократом, который, судя по очевидному возрасту, возможно, помнил или даже встречал Малкольма Икса во время шумной эры гражданских прав, не любил Трампа, но также и не понимал текущей паники превосходства белой расы. Она помнила намного худшую расовую напряжённость и страх в своей жизни и думала, что все текущие разговоры базировались на действительности, но были раздуты. 

Во время затишья в те шестнадцать часов, даже когда разговор заходил о политике, никто не повышал голос и не находил повод сердиться. Политика была отложена ради таких важных тем, как семья, события в местном сообществе и обед. 

И даже когда возникали разногласия, выяснив их за то большое количество времени, которое было у нас, стало ясно, что существует прочная основа общих ценностей – уважение свободы, вера в расовое равенство и т.д. – поверх которых базировались (относительно незначительные) разногласия. Было намного больше общего, чем различного. 

Вы никогда не узнали бы это, читая заголовки, но на самом деле это видно рефлексивно из общества в целом, так как изучение политологии и проведение опросов общественного мнения за эти годы последовательно показывали объединение в кластеры общественных настроений по большинству главных проблем. 

И всё же, самые громкие и самые агрессивные голоса, кажется, те, которые доминируют в дебатах. Споры разгораются по всё меньшим и меньшим проблемам, таким как символы прошлого притеснения, поскольку фактическое притеснение становится менее распространённым. 

Дело не в том, что сегодняшние проблемы тривиальны – вы были бы, конечно, возмущены, если бы вы были трансгендером, которого принуждали бы использовать туалетную комнату по биологическому полу, или афроамериканцем, вынужденным проходить мимо статуи Джефферсона Дэвиса каждый день по пути на работу – но заключительные 10 процентов каждой проблемы, а именно, предписание государственной политики, призванное «решить» её, в наше время, как правило, строятся на основе соглашения, учитывающего более 90 процентов различных аспектов и соответствующих фундаментальных вопросов. 

Только самые чрезвычайные элементы общества поддерживают узаконенную дискриминацию, раскол страны, ограничения основных прав и т.д. В большинстве случаев разногласия связаны с тем, «как добраться туда», а не «куда мы идём» или «кто мы». 

Что ещё более важно, какими бы ни были политические ценности людей, чрезвычайно сложно сегодня найти тех, кто сознательно является фанатичным. Они могут думать, что мужчины должны быть мужчинами, а женщины – женщинами, как в старые добрые времена, но столкнувшись в жизни с человеком – возможно, сыном или племянником – сделавшим операцию по смене пола, эти устойчивые мнения обычно смягчаются. 

Она может не разделять «набожность» своей свекрови, но, тем не менее, ценить то, что она прививает. 

Эти предубеждения рождаются от незнания и изоляции, а не от ненависти. 

Кроме того, даже среди людей, разделяющих фанатичные или экстремистские взгляды или присоединяющихся к соответствующим организациям – это моё твёрдое убеждение, которое подтверждается – большую роль играет неудачный аспект психологии группы: легко ненавидеть отдалённую группу, безликого врага или карикатуру воображаемой угрозы. 

Ещё легче, когда раздражение идёт от группы аналогично мыслящих людей – слишком общее явление, поскольку Америка насаждает политику сегрегации по классам, культуре и географии. 

И, чтобы добавить масла в огонь этой провокационной ситуации, ещё легче, когда эти типы конфликтов продают газеты и генерируют клики, особенно в маргинализированных сообществах, страдающих от экономических или культурных потрясений. 

Неудивительно, что самые экстремистские и фанатичные взгляды, как правило, находятся в относительно однородном и часто экономически нестабильном сообществе, далёком от многих проблем или «плохих парней», которых они боятся. Когда люди собираются вместе, ненависть становится трудно поддерживать, и сложно не иметь отношений друг с другом на определённом уровне. 

Интересно, насколько устойчивыми были бы все эти негативные мнения, если бы все мы провели шестнадцать часов на избирательном участке или вынуждены были жить и работать в идеологически интегрированных сообществах или даже делить еду с «другими». 

Возможно, существует маленькая обязанность, которую мы должны брать на себя каждый день с этого момента. 

Если вы читаете это, вы, вероятно, уже принимаете самый основной духовный трюизм, что все мы – часть чего-то большего, и стремимся к нирване или небесам, независимо от того, какое название нравится вам больше, это единство без разделения. 

Почему бы не попытаться думать об этом в следующий раз, когда вы окажетесь в эпицентре горячего политического спора или наткнётесь на неприятную передачу по телевизору? В конце концов, понятие исключительности предназначено не для того, чтобы быть просто утешительной идеей, а для того, чтобы быть способом жить лучше. 

Ещё лучше стараться изо всех сил устранять пугающие препятствия, которые разделяют нас. Протяните руку и выслушайте кого-то за пределами типа человека, который обычно был бы склонен соглашаться с вашей точкой зрения. 

И ваш разговор не должен быть о политике. Возможно, было бы ещё лучше сосредоточиться на чём-то, что разделяет вас. Вы, вероятно, обнаружите, что «пугающий барьер» больше похож на «тонкую фанеру». 

Существует также благодарность – обязательная ежедневная практика в духовно ориентированной жизни. Опять же, проблемы, связанные с политикой сегодня, не тривиальны – несправедливость живёт и процветает в этом мире, и эта ситуация нуждается в исправлении. Однако разве мы не можем каждый день уделять одну минуту тому, чтобы понять, как далеко мы зашли? 

Например, сторонники превосходства белой расы смогли собрать несколько сотен людей, чтобы пройти по Шарлоттсвиллю, штат Вирджиния, в рамках самого большого митинга за последние десятилетия. Мы забыли, что меньше века назад большая часть населения Америки – не маленькая группа – разделяла их наиболее ужасные точки зрения? 

Аналогично, в то время как бедность в Америке остаётся неразрешимой проблемой, разве мы не можем быть благодарны, что живём во времена беспрецедентного процветания человечества? 

Такая благодарность не должна порождать самодовольство. Просто слишком многое ставится под угрозу. Однако, если мы можем найти пространство для благодарности, возможно, даже самый скрипучий голос самого влюблённого защитника любой политики может смягчиться. Сердитый активист может стать счастливым воином. 

И это главная ирония сегодняшней политики, что при такой атмосфере негатива даже наиболее правое дело оттолкнёт справедливых людей. Благодарность может помочь нам прекратить кричать, начать слушать и говорить друг с другом с уважением и любовью. 

Именно так духовность и сознание могут помочь излечить нашу ядовитую политическую атмосферу. 

В конце концов, духовность заключается не в том, чтобы сбежать от мира и успокоить себя, заняв уютное место в облаках; она связана с обретением силы, чтобы процветать в сложном мире, и выполнением тяжёлой работы, чтобы сделать его лучше. 

После пребывания в откровенно политической обстановке в течение шестнадцати часов с тремя другими абсолютно не похожими на меня людьми, которые не соглашались со мной по большему количеству вопросов, я понял, что работа не всегда настолько трудна. Она может быть очень даже весёлой. 

По статье Joshua Kauffman

Источник